В продолжении Сумеречной саги «Рассвет» бурный роман между Эдвардом и Беллой продолжается. Чтобы вы смогли почувствовать вкус первой части последней главы этой саги, мы предлагаем вам эксклюзивное интервью Роберта Паттинсона.
Он поведал нам о конце Сумеречной «эры», о том, как продолжится его карьера, а также об интересных историях со съемочной площадки и самых горячих и волнительных сценах. Вы также можете восхититься им, посмотрев на фото любимого вампира
Он поведал нам о конце Сумеречной «эры», о том, как продолжится его карьера, а также об интересных историях со съемочной площадки и самых горячих и волнительных сценах. Вы также можете восхититься им, посмотрев на фото любимого вампира
— Как проходил последний день съемок? Какова была атмосфера: грустная или приподнятая?
— Последний день съемок в Канаде был немного сложным. Подходили к концу две недели ночных съемок, было очень холодно. Это было ужасно. Но по-настоящему последний день был на Антильских островах, и он был потрясающим. Единственный раз мы снимали при хорошей погоде, и этот день весь был таким. Это был последний день, который мы провели на пляже и на море. И мы наслаждались этим весь вечер. Это был последний день. И он был совсем не плох (смеется). Прекрасный способ закончить приключение.
— Наверно, поэтому и атмосфера была более веселой. Какая вообще атмосфера царила на съемочной площадке?
— Приятная. Последний день был действительно хорош. В Канаде было 120 человек, это сделало атмосферу стрессовой до последней минуты. Поэтому когда мы с Кристен оказались одни, большая часть работы была уже сделана, и нам предстояло снять не так уж много. Все смотрели на восход солнца, и это было действительно прекрасно. Прекрасный конец.
— Тебе грустно, что все закончилось?
— Пока не знаю. Я чувствую себя так, будто долгое время находился в центре урагана. Я работал в этом проекте непрестанно в течение нескольких лет, несмотря на то, что параллельно снимался и в других фильмах. Когда я принимаю участие в промо-кампаниях к другим фильмам, люди удивляются, думая, что я постоянно в «Сумерках». Возможно через несколько лет, когда пройдет премьера последнего фильма, но сейчас меня еще ожидает новый Сумеречный год.
— Ты ждешь, когда закончится назойливая реклама, и ты будешь ассоциироваться с другими фильмами?
— Да, сейчас очень много суматохи, особенно в эти дни, а мне хочется увидеть, как люди будут воспринимать меня через несколько лет. Такое чувство, что все газеты пишут обо мне одно и то же (смеется), не знаю, как это будет выглядеть через три года. Мне интересно, как долго продлится эта лихорадка, и не могу представить, насколько она будет сильной.
— Преимуществом «Сумерек» в том, что Эдвард — необычный герой, поэтому я не могу сказать, что мог бы быть заключен в этой роли. Невозможно играть роль доброго вампира вечно. Стоит ли мне проявлять безрассудство, чтобы играть другие роли столь скоро (смеется)?
На самом деле, все, что я сделал с тех пор, видится мне совершенно другим, потому что невозможно делать одно и то же. Думаю, в этом суть проблемы.
Если бы я был актером экшена, можно было бы сказать, что я останусь в фильмах такого же плана и всегда буду иметь в них успех. Но для меня было бы уже слишком сыграть другого положительного вампира или в какой-нибудь другой вампирской истории любви.
— Хотелось бы попробовать себя в качестве режиссера фильма?
— Возможно. Я люблю писать, мне хотелось бы быть консультантом по сценариям. Идеальной для меня была бы такая работа, чтобы я мог играть и одновременно направлять сюжет.
— Эдвард и Белла стали родителями в новом фильме. Как ты готовился к тому, чтобы стать папой? Это было необычно? Ты отталкивался от своих детских воспоминаний?
— На самом деле, нет. Сначала было легко играть, что у тебя есть ребенок, потому что нужно было просто держать малыша на руках (смеется). Но это было довольно сложно в том смысле, что никто ведь и в действительности не знает сначала, каково это быть отцом. И нет способа подготовиться.
Довольно просто реагировать, когда ребенок у тебя на руках, особенно если он настоящий. Когда она кричит у тебя на руках, ты направляешь всё внимание на этого ребенка. С другой стороны, странно, что наша дочь в фильме так быстро растет. Это неожиданно, и тогда ты говоришь: «Ого, сейчас моей дочери уже 11 лет» (смеется).
Через два месяца после рождения она начинает говорить! Это сложно сыграть, но это фантазия, и поэтому в нужное время погрузишься в это очень легко. На самом деле, для некоторых это такой миф: когда у тебя есть ребенок, невозможно жить активной жизнью. (Смеется).
— В книге «Рассвет» постельные сцены действительно сексуальны, учитывая, что первые книги были по существу целомудренны. Каково было снимать их, принимая во внимание, что их увидят молодые люди до 18 лет?
— Странно говорить о всех сексуальных сценах в книге, поскольку в реальности их нет. Это плод воображения людей.
Они думают: «О, да это жесткое порно» (смеется). А на самом деле ведь в книге, в основном, каждый раз все скрыто тенью.
В книге не сказано подробно, только короткое упоминание того, что было после. Это лучший пример того, что должно проходить цензуру. Но в то же время, это эротично. Это игра с воображением людей.
Как, например, намек с перьями. Однажды было сказано, что после этого будут перья, и так как все фанаты сосредоточили внимание на перьях, они будут показаны в фильме (смеется).
Надо сказать, не все сцены полностью являются домыслами фанатов. Они должны были быть в фильме, и думаю, это была единственная вещь, которая нас действительно беспокоила. Мы должны были что-то показать. И это странно пытаться делать что-то, зная, что все этого ждут. Никогда просмотр того, как другие занимаются любовью, не будет таким зрелищным (смеется).
— Волнуешься, как зрители воспримут фильм, или тебе это неважно?
— Нет, меня это правда волнует. Мне нравится, когда подходишь к концу серии фильмов.
Когда вышла книга, я сказал себе: «О, она и правда написала историю на одном дыхании, очень драматическую и эксцентричную».
Но конец подводит итог всему. С ее стороны это было очень смело. Ситуация интересная: предыдущие фильмы более или менее следовали образцу, но этот заставит нас задуматься: «Что?» Это необычный фильм.
Поэтому, надеюсь, он вам понравится. К тому же, Билл — уникальный режиссер.
— А как насчет сцены рождения? В книге она очень эффектная, показывает всю ситуацию с жуткой стороны…
— Да, эта сцена более опасная, чем сексуальные, в том смысле, что из-за нее фильм мог бы не подойти для зрителей до 18 лет. Мы часто видим сексуальные сцены в фильмах для 13-летних.
А вот показать сцену рождения было практически невыполнимой задачей, потому что в фильмах, не имеющих возрастного ограничения, нельзя показывать кровь. Тем не менее, нам удалось снять жуткую сцену рождения ребенка. Даже не знаю, как ее описать (смеется).
В какой-то степени эта сцена является камнем преткновения во всем фильме. Было очень сложно это сделать. И когда мы закончили, все спрашивали: «Она будет показана 13-летним или нет?»
В книге все описано с точки зрения Беллы, которая обессиливает от боли. Билл хотел поддержать такой взгляд. Когда мы снимали, эта сцена была... ужасной (смеется).
В особенности потому что мы снимали с настоящим младенцем, которому было всего два месяца. У этой малышки было жуткое знакомство с актерской профессией. Похоже, она никогда не будет актрисой (смеется).
— Ты говорил с ее матерью? Мне всегда было интересно, какие матери отдают своих детей для съемок в кино.
— Просто она была очень милой и тихой. Люди на съемочной площадке уделяют детям много внимания. Было бы глупо не делать этого.
Но я помню, что на съемочной площадке было холодно. Это был самый неприятный факт, поэтому я попросил поставить повсюду обогреватели, из-за чего окна запотели и съемки были сорваны. Но когда я думаю об этом ребенке, мне в голову приходят джем и сливки... (Смеется).
— Эдвард очень беспокоится о безопасности Беллы. Он тебе нравится в реальной жизни?
— Я думаю о том, чтобы защитить близких мне людей. Странно, но став знаменитым, я не стал бесчувственным к людям. Это не очень хорошо, но этого никогда не случалось со мной. Когда люди начинают говорить о твоих друзьях, я чувствую, что обязательно должен вмешаться.
Я позволяю им говорить, если всё идет гладко, но если кто-то скажет что-то плохое о моей семье или друзьях, я буду вынужден защитить их.
— Что лучшее из того, что пришло к тебе вместе со славой? Ведь здесь есть и хорошие, и плохие стороны...
— Я внезапно пошел по совершенно новому для себя пути. Я никогда не мог предположить, что буду жить так, как живу сейчас. Такой жизнью, о существовании которой я даже не знал, и которая оттянула мое взросление (смеется). Но мне она нравится.
Она позволяет мне встречать действительно интересных людей. Немного профессий, в которых практически каждый любит свою работу так, как это происходит в киноиндустрии. И это прекрасно работать каждый день с людьми, которые так страстно увлечены тем, что они делают, и стремятся сделать что-то уникальное.
— Ждешь, когда шумиха вокруг «Сумерек» поутихнет и фанаты успокоятся, и тогда ты сможешь сконцентрироваться на другом?
— Я не знаю. Единственное, что мне надоедает, так это то, что когда ты становишься очень популярным, независимо от области деятельности, вокруг появляется очень много клеветников. Когда ты не знаменит, тебя некому ненавидеть (смеется).
Я помню, что до «Сумерек» обо мне в Интернете писали только хорошо. А сейчас всё иначе.
Люди сходят с ума, не знаю, почему. И это поразительно, но эта вещь связана с фанатами «Сумерек», которые очень сильно защищают актеров саги. Это как армия, которая тебя защищает (смеется).
— То же самое происходит в профессиональном спорте.
— Да, это как будто ты являешься членом команды. Именно так. Со знаменитостями находятся люди, которым нравится их защищать, и люди, которым нравится их ненавидеть. И это жизнь (смеется). Она очень странная.
— Читаешь ли ты когда-нибудь о том, что не нравится людям в тебе?
— Иногда да, особенно с практической целью. Например, если я думаю, что сказал что-нибудь глупое, я это проверяю (смеется), хочу посмотреть, какую реакцию это вызвало, понять, не нужно ли мне дать другое интервью, чтобы что-то пояснить (смеется). Но это преимущественно для того, чтобы ограничить скандал.
— В чем ты видишь важность феномена «Сумерек» в итоге? Что эта сага дала нашему обществу и, возможно, даже будущим поколениям?
— Я верю, что важно поощрять чтение. Я думал так же, когда принимал участие в «Гарри Поттере».
В книгах вроде «Сумерек» или «Гарри Поттера» заключается нечто потрясающее, это видно даже в фильмах. Создание фильмов для женщин изменило женское сознание. Ничего слишком глубокого, но это заставило задуматься создателей фильмов.
Стали принимать во внимание, что женщины составляют целевую аудиторию для фильмов. Я считаю, для парней это тоже хорошо. Потому что, думаю, в киноиндустрии убеждены, что только подростки находят время для фильмов. Поэтому все фильмы, которые выходят на экран, как правило, для них.
Но когда ты делаешь кино для женщин, здесь больше возможностей для драмы (смеется), а не только для экшена.
Многие люди думают, что драмы — это чисто женское (смеется), но я их тоже люблю.
— Последний день съемок в Канаде был немного сложным. Подходили к концу две недели ночных съемок, было очень холодно. Это было ужасно. Но по-настоящему последний день был на Антильских островах, и он был потрясающим. Единственный раз мы снимали при хорошей погоде, и этот день весь был таким. Это был последний день, который мы провели на пляже и на море. И мы наслаждались этим весь вечер. Это был последний день. И он был совсем не плох (смеется). Прекрасный способ закончить приключение.
— Наверно, поэтому и атмосфера была более веселой. Какая вообще атмосфера царила на съемочной площадке?
— Приятная. Последний день был действительно хорош. В Канаде было 120 человек, это сделало атмосферу стрессовой до последней минуты. Поэтому когда мы с Кристен оказались одни, большая часть работы была уже сделана, и нам предстояло снять не так уж много. Все смотрели на восход солнца, и это было действительно прекрасно. Прекрасный конец.
— Тебе грустно, что все закончилось?
— Пока не знаю. Я чувствую себя так, будто долгое время находился в центре урагана. Я работал в этом проекте непрестанно в течение нескольких лет, несмотря на то, что параллельно снимался и в других фильмах. Когда я принимаю участие в промо-кампаниях к другим фильмам, люди удивляются, думая, что я постоянно в «Сумерках». Возможно через несколько лет, когда пройдет премьера последнего фильма, но сейчас меня еще ожидает новый Сумеречный год.
— Ты ждешь, когда закончится назойливая реклама, и ты будешь ассоциироваться с другими фильмами?
— Да, сейчас очень много суматохи, особенно в эти дни, а мне хочется увидеть, как люди будут воспринимать меня через несколько лет. Такое чувство, что все газеты пишут обо мне одно и то же (смеется), не знаю, как это будет выглядеть через три года. Мне интересно, как долго продлится эта лихорадка, и не могу представить, насколько она будет сильной.
— Преимуществом «Сумерек» в том, что Эдвард — необычный герой, поэтому я не могу сказать, что мог бы быть заключен в этой роли. Невозможно играть роль доброго вампира вечно. Стоит ли мне проявлять безрассудство, чтобы играть другие роли столь скоро (смеется)?
На самом деле, все, что я сделал с тех пор, видится мне совершенно другим, потому что невозможно делать одно и то же. Думаю, в этом суть проблемы.
Если бы я был актером экшена, можно было бы сказать, что я останусь в фильмах такого же плана и всегда буду иметь в них успех. Но для меня было бы уже слишком сыграть другого положительного вампира или в какой-нибудь другой вампирской истории любви.
— Хотелось бы попробовать себя в качестве режиссера фильма?
— Возможно. Я люблю писать, мне хотелось бы быть консультантом по сценариям. Идеальной для меня была бы такая работа, чтобы я мог играть и одновременно направлять сюжет.
— Эдвард и Белла стали родителями в новом фильме. Как ты готовился к тому, чтобы стать папой? Это было необычно? Ты отталкивался от своих детских воспоминаний?
— На самом деле, нет. Сначала было легко играть, что у тебя есть ребенок, потому что нужно было просто держать малыша на руках (смеется). Но это было довольно сложно в том смысле, что никто ведь и в действительности не знает сначала, каково это быть отцом. И нет способа подготовиться.
Довольно просто реагировать, когда ребенок у тебя на руках, особенно если он настоящий. Когда она кричит у тебя на руках, ты направляешь всё внимание на этого ребенка. С другой стороны, странно, что наша дочь в фильме так быстро растет. Это неожиданно, и тогда ты говоришь: «Ого, сейчас моей дочери уже 11 лет» (смеется).
Через два месяца после рождения она начинает говорить! Это сложно сыграть, но это фантазия, и поэтому в нужное время погрузишься в это очень легко. На самом деле, для некоторых это такой миф: когда у тебя есть ребенок, невозможно жить активной жизнью. (Смеется).
— В книге «Рассвет» постельные сцены действительно сексуальны, учитывая, что первые книги были по существу целомудренны. Каково было снимать их, принимая во внимание, что их увидят молодые люди до 18 лет?
— Странно говорить о всех сексуальных сценах в книге, поскольку в реальности их нет. Это плод воображения людей.
Они думают: «О, да это жесткое порно» (смеется). А на самом деле ведь в книге, в основном, каждый раз все скрыто тенью.
В книге не сказано подробно, только короткое упоминание того, что было после. Это лучший пример того, что должно проходить цензуру. Но в то же время, это эротично. Это игра с воображением людей.
Как, например, намек с перьями. Однажды было сказано, что после этого будут перья, и так как все фанаты сосредоточили внимание на перьях, они будут показаны в фильме (смеется).
Надо сказать, не все сцены полностью являются домыслами фанатов. Они должны были быть в фильме, и думаю, это была единственная вещь, которая нас действительно беспокоила. Мы должны были что-то показать. И это странно пытаться делать что-то, зная, что все этого ждут. Никогда просмотр того, как другие занимаются любовью, не будет таким зрелищным (смеется).
— Волнуешься, как зрители воспримут фильм, или тебе это неважно?
— Нет, меня это правда волнует. Мне нравится, когда подходишь к концу серии фильмов.
Когда вышла книга, я сказал себе: «О, она и правда написала историю на одном дыхании, очень драматическую и эксцентричную».
Но конец подводит итог всему. С ее стороны это было очень смело. Ситуация интересная: предыдущие фильмы более или менее следовали образцу, но этот заставит нас задуматься: «Что?» Это необычный фильм.
Поэтому, надеюсь, он вам понравится. К тому же, Билл — уникальный режиссер.
— А как насчет сцены рождения? В книге она очень эффектная, показывает всю ситуацию с жуткой стороны…
— Да, эта сцена более опасная, чем сексуальные, в том смысле, что из-за нее фильм мог бы не подойти для зрителей до 18 лет. Мы часто видим сексуальные сцены в фильмах для 13-летних.
А вот показать сцену рождения было практически невыполнимой задачей, потому что в фильмах, не имеющих возрастного ограничения, нельзя показывать кровь. Тем не менее, нам удалось снять жуткую сцену рождения ребенка. Даже не знаю, как ее описать (смеется).
В какой-то степени эта сцена является камнем преткновения во всем фильме. Было очень сложно это сделать. И когда мы закончили, все спрашивали: «Она будет показана 13-летним или нет?»
В книге все описано с точки зрения Беллы, которая обессиливает от боли. Билл хотел поддержать такой взгляд. Когда мы снимали, эта сцена была... ужасной (смеется).
В особенности потому что мы снимали с настоящим младенцем, которому было всего два месяца. У этой малышки было жуткое знакомство с актерской профессией. Похоже, она никогда не будет актрисой (смеется).
— Ты говорил с ее матерью? Мне всегда было интересно, какие матери отдают своих детей для съемок в кино.
— Просто она была очень милой и тихой. Люди на съемочной площадке уделяют детям много внимания. Было бы глупо не делать этого.
Но я помню, что на съемочной площадке было холодно. Это был самый неприятный факт, поэтому я попросил поставить повсюду обогреватели, из-за чего окна запотели и съемки были сорваны. Но когда я думаю об этом ребенке, мне в голову приходят джем и сливки... (Смеется).
— Эдвард очень беспокоится о безопасности Беллы. Он тебе нравится в реальной жизни?
— Я думаю о том, чтобы защитить близких мне людей. Странно, но став знаменитым, я не стал бесчувственным к людям. Это не очень хорошо, но этого никогда не случалось со мной. Когда люди начинают говорить о твоих друзьях, я чувствую, что обязательно должен вмешаться.
Я позволяю им говорить, если всё идет гладко, но если кто-то скажет что-то плохое о моей семье или друзьях, я буду вынужден защитить их.
— Что лучшее из того, что пришло к тебе вместе со славой? Ведь здесь есть и хорошие, и плохие стороны...
— Я внезапно пошел по совершенно новому для себя пути. Я никогда не мог предположить, что буду жить так, как живу сейчас. Такой жизнью, о существовании которой я даже не знал, и которая оттянула мое взросление (смеется). Но мне она нравится.
Она позволяет мне встречать действительно интересных людей. Немного профессий, в которых практически каждый любит свою работу так, как это происходит в киноиндустрии. И это прекрасно работать каждый день с людьми, которые так страстно увлечены тем, что они делают, и стремятся сделать что-то уникальное.
— Ждешь, когда шумиха вокруг «Сумерек» поутихнет и фанаты успокоятся, и тогда ты сможешь сконцентрироваться на другом?
— Я не знаю. Единственное, что мне надоедает, так это то, что когда ты становишься очень популярным, независимо от области деятельности, вокруг появляется очень много клеветников. Когда ты не знаменит, тебя некому ненавидеть (смеется).
Я помню, что до «Сумерек» обо мне в Интернете писали только хорошо. А сейчас всё иначе.
Люди сходят с ума, не знаю, почему. И это поразительно, но эта вещь связана с фанатами «Сумерек», которые очень сильно защищают актеров саги. Это как армия, которая тебя защищает (смеется).
— То же самое происходит в профессиональном спорте.
— Да, это как будто ты являешься членом команды. Именно так. Со знаменитостями находятся люди, которым нравится их защищать, и люди, которым нравится их ненавидеть. И это жизнь (смеется). Она очень странная.
— Читаешь ли ты когда-нибудь о том, что не нравится людям в тебе?
— Иногда да, особенно с практической целью. Например, если я думаю, что сказал что-нибудь глупое, я это проверяю (смеется), хочу посмотреть, какую реакцию это вызвало, понять, не нужно ли мне дать другое интервью, чтобы что-то пояснить (смеется). Но это преимущественно для того, чтобы ограничить скандал.
— В чем ты видишь важность феномена «Сумерек» в итоге? Что эта сага дала нашему обществу и, возможно, даже будущим поколениям?
— Я верю, что важно поощрять чтение. Я думал так же, когда принимал участие в «Гарри Поттере».
В книгах вроде «Сумерек» или «Гарри Поттера» заключается нечто потрясающее, это видно даже в фильмах. Создание фильмов для женщин изменило женское сознание. Ничего слишком глубокого, но это заставило задуматься создателей фильмов.
Стали принимать во внимание, что женщины составляют целевую аудиторию для фильмов. Я считаю, для парней это тоже хорошо. Потому что, думаю, в киноиндустрии убеждены, что только подростки находят время для фильмов. Поэтому все фильмы, которые выходят на экран, как правило, для них.
Но когда ты делаешь кино для женщин, здесь больше возможностей для драмы (смеется), а не только для экшена.
Многие люди думают, что драмы — это чисто женское (смеется), но я их тоже люблю.
Комментариев нет:
Отправить комментарий